Почему между Церквями Московского и Константинопольского Патриархата нет евхаристического общения, ведь Церкви исповедуют одного Господа Иисуса Христа?

Когда обсуждаются вопросы, связанные с реакцией Московского Патриархата на раскольническую деятельность в православном мире, будь то действия отдельных личностей или группировок в любой Поместной Церкви, будь то действия руководства той или иной Поместной Церкви, уводящего в раскол всю каноническую структуру, необходимо исходить из понятия соборности – одного из существенных свойств Церкви как богочеловеческого организма.

В качестве ответа на поставленный вопрос приведем фрагменты статьи митр. Таллинского и всея Эстонии Евгения «Осмысление уроков новейшей истории православия в Эстонии» из сборника «Эстонская Православная Церковь: 100 лет автономии».

Но сначала внесем некоторые понятийные уточнения. Что мы имеем в виду, говоря: «Вселенская Церковь», «Поместная Церковь», «Вселенский Патриарх»? Под «Вселенской Церковью» понимается во всем мире пребывающая Единая Святая, Соборная и Апостольская Церковь. В эпоху Римской империи под «вселенной» понималась ее территория (ойкумена (гр.) – «обитаемая земля», в противоположность неисследованной земле, в т.ч. странам варваров). Соответственно титул «вселенский» давался столичным архиереям, в частности архиепископам Константинополя как «города Царя и Синклита». В силу определенной инерции церковноправового сознания и в память о былом величии Византийской империи, Константинопольские Патриархи поныне именуются «Вселенскими», что бывает причиной понятийной путаницы, создающей впечатление, что, в отличие от глав прочих Поместных Церквей, Константинопольский Патриарх обладает властью во всей Вселенской Церкви. Но это не так. У Константинопольского Патриархата есть своя каноническая территория и первенство чести («первый среди равных») среди Предстоятелей всех Поместных Церквей. Чести, но не власти.

Что касается термина «Поместная Церковь», то под ним понимается «полное выявление Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви в отдельно взятом месте. В узком смысле под „поместной“ часто понимают Церковь автокефальную, но существует и более широкое употребление этого понятия. <...> Будучи единой по существу, Церковь подразделяется на ряд поместных Православных Церквей. <...> наименование „поместная“ указывает на ограниченность – прежде всего географическую – конкретной церковной области в противоположность к „всемирной“, или Вселенской Церкви. У каждой поместной Церкви существует определенная каноническая территория и определенные права, пределами которых ограничивается полнота её действия. Таким образом поместные Православные Церкви, оставаясь неразрывными частями Единой Вселенской Церкви, в одних сферах своей деятельности самостоятельны, а в других – ограничены» (энц. «Древо»).

Теперь вернемся к поставленному вопросу.

«В православном понимании соборности, – пишет митр. Евгений, – коренится церковное понимание канонических прещений – это не просто дисциплинарные меры воздействия по аналогии с мирскими. Ни отлучение от причастия, ни запрещение в священнослужении, ни отлучение от Церкви – это вовсе не аналоги увольнения в миру, когда, расторгнув трудовой договор в одном учреждении, можно устроиться по специальности на другую работу, хоть в конкурирующую организацию, хоть в союзную, или сменив работу в одной конторе банка на такую же должность в другой конторе того же банка, например. Канонические прещения имеют общецерковную силу и отнюдь не ограничиваются дисциплинарно-функциональной стороной. Наиболее важно, что при этом происходит на невидимом духовном уровне, ведь Церковь – это богочеловеческий организм.

Единство Церкви мыслится в Священном Предании в образах «единой души» и «единого дыхания». Исходя из этого понимания, власть «вязать и решить» осуществляется не на уровне и не в рамках отдельно взятого прихода, епархии или даже Поместной Церкви, а на уровне Церкви Вселенской. Отлученный от Нее по правде и не принесший подобающего покаяния, не освобожденный от греха своим архиереем или поставленным от него священником, не воссоединенный, таким образом, с Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церковью, остается вне Ее, кто бы и под какие омофоры его ни принимал. Наоборот, принимающий раскольника, согласно каноническим правилам, исходящим из православной экклесиологии, сам становится раскольником, потому что, придавая находящемуся в отпадении вид стоящего в правде, и соединяясь с ним, сам отпадает (см. 2-е правило II Вселенского Собора, 10-е, 11-е, 12-е, 16-е (а при расширительном толковании еще 30-е и 35-е) Апостольские Правила, а также 2-е, 13-е, 15-е и 22-е правила Антиохийского Собора). Это исключительно важно понимать всем православным христианам, наипаче же пастырям и тем более архипастырям».

В цитируемой статье митр. Евгений отмечает, что в православном мире наблюдается некая «ущербность экклесиологического мышления» (экклесиология – учение о Церкви, составная часть догматического богословия). В качестве примера этого прискорбного явления автор приводит ситуацию, сложившуюся в Украине, после того, как в 2018 г. Патриарх Константинопольский Варфоломей «отменил» соборную грамоту Константинопольского Патриархата 1686 г. о передаче канонической территории Киевской митрополии Московскому Патриархату, а затем в 2019 г. объединил две раскольнические структуры, возникшие в конце 80-х – начале 90-х гг. прошлого века (т.наз. «Украинская автокефальная православная церковь» и «Украинская православная церковь (Киевский патриархат)»). Эта новая религиозная организация была зарегистрирована, как «Православная церковь Украины» (ПЦУ) и получила от Патриарха Варфоломея автокефальный статус. Согласно каноническому праву, автокефалия – это полная самостоятельность, автономия – ограниченная самостоятельность в составе Автокефальной Церкви. Однако, сравнив уставы ПЦУ и УПЦ, было легко обнаружить, что последняя, будучи на тот момент «самоуправляемой с правами широкой автономии» в составе Московского Патриархата, обладала большей самостоятельностью, чем якобы автокефальная ПЦУ.

Проблема упомянутой ущербности масштабно проявилась, когда, как пишет митр. Евгений, «прельстившись мнимой „легитимностью“ новообразованной структуры, в нее перешли некоторые клирики, в том числе два архиерея Украинской Православной Церкви Московского Патриархата. Вероятно, они это сделали, не понимая, что слияние раскольнических структур, под чьей бы канонической мантией они ни объединялись – это не преодоление раскола, потому что раскол врачуется исключительно покаянием, а не признанием „яко не бывшим“ тяжкого греха, который, согласно словам сщмч. Киприана Карфагенского и свт. Иоанна Златоуста, не смывается даже мученической кровью. <...> Патриарх Варфоломей, объединив два раскола и придав им лишь вид каноничности, но не изменив их реального отпадшего в отношении Вселенской Церкви состояния, тем самым еще и ввел в соблазн некоторых членов каноничной УПЦ, спровоцировав раскол среди ряда клириков и мирян, прельстившихся мнимой „легитимностью“ новообразованной структуры, представляющей из себя, повторяю, объединение под омофором Константинопольского Патриарха нескольких расколов.

Но, как уже было отмечено выше, сколько бы расколов ни объединялось, их раскольническая сущность остается. И, если это объединение происходит с санкции Константинопольского престола, то не только новообразованный союз не становится каноничным, но и сам Константинопольский Патриархат оказывается в расколе, потому что поддерживающий раскольника, становится по ту сторону не той или иной юрисдикции, а всей Вселенской Церкви. Раскол – это не просто нарушение дисциплины, не только грех против той или иной Поместной Церкви, но это еще и грех против Церкви как таковой, против Тела Христова. Делать вид, что ничего не происходит – значит попустительствовать этому греху и соучаствовать в нем. Вот почему Московский Патриархат расторг евхаристическое общение с Константинопольским Патриархатом, а затем и с иерархами тех Поместных Церквей, которые вступили в каноническое общение с так называемой „Православной Церковью Украины“. Это была крайняя мера защиты церковного единства, которое определяется не столько внешним общением церковных структур, сколько соответствием их деятельности соборной природе Церкви, той самой кафоличности, которую мы исповедуем в Символе веры, но от которой отрекаемся, если пренебрегаем ею ради видимого единства.

Поэтому те иерархи, которые предпочли не видеть беззакония в легитимизации раскола, осуществленной Константинопольским Патриархом (включая принятие в общение анафематствованного Михаила Денисенко) на канонической территории УПЦ, согрешили не только против Московского Патриархата, а против самой Вселенской Церкви, нарушив единство с нею. Это канонический факт, понимание которого вынудило Священный Синод РПЦ к известным каноническим действиям».

С полной версией статьи можно ознакомиться в упомянутом сборнике.